Без малого четверть века архимандрит Тихон (Секретарев ; † 12 сентября 2018 г.) нес послушание наместника Псково-Печерского монастыря. Этот видный и рослый монах был очень скромен. Даже став наместником прославленной обители, он старался оставаться в тени ее великих старцев. Часто цитировал одного из Оптинских преподобных о том, что при нынешнем лукавстве нравов надо, чтобы у братии был духовник, которому без обиняков можно доверить все свои помыслы, в том числе и на начальствующего, которому и самому есть всегда о чем посовещаться с духовниками. «Подобно тому, как важно в Церкви сохранить апостольское преемство, – любил он приводить слова преподобного Силуана Афонского , – так важно в монастырях сохранить жизнь по совету».
А что советовал архимандрит Тихон паломникам, о приеме которых в обители так заботливо хлопотал? Предлагаем вниманию читателей портала « » ранее не публиковавшееся его размышление о спасении в монастыре и в миру.
О том, что ощущается уже ныне и откроется на Страшном суде
… Это и духовная координата, где сразу обозначено присутствие по Успении не оставившей мир Пресвятой Богородицы, и географическая точка, куда из столетия в столетие, из десятилетия в десятилетие стекаются реки православных паломников со всего христианского мира.
С момента освящения Успенского храма Псково-Печерской обители прошло уже более полутысячи лет (в 2018 г. исполняется 545 лет. – Ред. ). А первые монахи из Киево-Печерской Лавры пришли на эту святую гору и того веком ранее. Духовная жизнь и молитва с тех пор здесь не прерываются. Даже в богоборческие годы советского режима это единственный монастырь России, который не закрывался. Тут особо хранят монашеские устои, простоту, молитвенность, чистоту Православия.
Поэтому-то сюда и стремится церковный народ.
Как известно, первой паломницей рода христианского была Сама наша Заступница – Пресвятая Дева Мария. Она поспешила после Благовещения к сроднице Елисавете в град Иудин (см.: Лк. 1: 39). Также и апостолы, даже уже получив обетованного Духа Святаго, возвращались в определенное время в Иерусалим.
Но с какой целью сейчас стекаются в монастырь паломники?
Я помню, меня удивило, когда лет 15 назад светский журнал «Всемирный следопыт» в сообществе с ведущими печатными, теле и радио СМИ страны собрал главные достопримечательности, чтобы выявить семь чудес России. По итогам открытого голосования Псково-Печерский монастырь вдруг занял второе место! Большинство, может быть, и не задумываются о том, что их сюда тянет, а ощущают: тут душа умиротворяется! Мир и радость, – сказано в Писании, – в Духе Святом (Рим. 14: 17). Никакие тебе красоты ландшафта и архитектурные шедевры не дадут той интенсивности переживания этих внутренних благ, как неспешное приобщение к жизни святой обители.
Смысл паломничества, как объясняли нам старцы, еще заключается и в том, чтобы, посетив места подвигов святых угодников Божиих, заручиться их молитвами в сей жизни и ходатайством за свою душу на Страшном суде. Не каждый, наверно, знает о столь ошеломительной перспективе, но сердцем люди чувствуют, что получают огромную духовную пользу, – вот и едут.
Писал, что в монастырь паломники стремятся ради «таинства обновления», – так он обобщенно называл исповедь и Причастие.
Иные, помню, впервые входили в святые врата после издания книги тогда еще архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые» о старцах обители.
Подвижники в отношении ныне живущих обычно говорят:
«Никого не надо называть святыми, и никого не надо называть грешниками. На Страшном суде все откроется, подождем немного».
Сами мы вышедшую в монастыре книгу о ее достойных подражания насельниках назвали «Будьте совершенны».
Старцы – это воплощенное Евангелие наших дней
Старцы – это воплощенное Евангелие наших дней. Новозаветный Свет настолько ярок, что привыкшего пресмыкаться он может слепить. Для этого Господь и посылает старцев, они являют собой мягкое отраженное сияние Истины, которое позволяет любому человеку во Свете Божием увидеть себя и раскаяться.
У старцев Псково-Печерской обители есть и наследники: это и воспитанный с первых лет послушничества батюшкой Иоанном (Крестьянкиным) нынешний наместник митрополит Псковский и Порховский Тихон, и также выпестованный отцом Иоанном еще с лет его служения в городе Касимове Рязанской епархии схиархимандрит Никон (Антонов); это и преемник схиархимандрита Агапита (Агапова) братский духовник архимандрит Таврион (Балов); это и ученик многолетнего уставщика братского хора иеродиакона Анатолия (Семенова) нынешний духовник и уставщик обители архимандрит Мефодий (Леонтьев); это и келейник недавно преставившегося старца Адриана (Кирсанова) игумен Хрисанф (Липилин); и многих утешающий своим любвеобилием наследующий сам дух псково-печерского старчества иеромонах Иона (Самарский).
Пока еще не наступил Страшный суд и длится бытие этого мира, число святых и спасающихся восполняется.
Вот тебе и монашеское правило…
В Псково-Печерском монастыре девять ныне прославленных святых: преподобные родоначальники обители Марк, Иона и Васса, игумены преподобномученик Корнилий и священномученик Александр, преподобные Вассиан, Дорофей, Лазарь прозорливый, Симеон.
Даже при оскудении духовной жизни в народе, что стало предвестием революции, в Псково-Печерской обители подвизались такие светильники веры, как иеросхимонах Феодосий, который 5 августа (по старому стилю) 1903 года встречал здесь святых Царственных Страстотерпцев Императора Николая II и Императрицу Александру Феодоровну; архимандрит Мефодий (Холмский), настоятель Псково-Печерского монастыря в начале позапрошлого века, дважды в свое время причастился Святых Христовых Таин из рук святого праведного Иоанна Кронштадтского, а после предсказал свою кончину в Санкт-Петербурге; это и валаамские старцы – схимники Лука, Николай и многие-многие другие.
Широко известно посрамленное намерение закрыть 22 июня 1941 года последние храмы в Москве, меньше знают о том, что после того, как в 1940 году город Печоры вновь вошел в состав России (тогда РСФСР), монастырь пытались упразднить, но ничего не получилось: опять же помешала начавшаяся Великая Отечественная война.
Среди пришедших в обитель чуть ли не в гимнастерках, как в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, участников боевых действий можно назвать и впоследствии Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова), возглавлявшего в послевоенные 1949–1954 годы Псково-Печерский монастырь; и архимандрита Алипия (Воронова), «великого наместника» обители с 1959 по 1975 год; и его помощника архимандрита Нафанаила (Поспелова); а также схиархимандрита Агапия (Агапова), архимандрита Феофана (Молявко), иеродиакона Анатолия (Семенова) и др.
О том, что им пришлось вынести до и во время войны, мы в свое время услышали, например, от архимандрита Феофана (Молявко). Его постригли в монашество и рукоположили в диаконы в самом, как его вспоминают, кровавом 1937 году в Тверской епархии, епископ которой владыка Фаддей (Успенский), как известно, принял страшную мученическую кончину в самый последний день этого года. Отец Феофан вспоминал, что совершивший его постриг иеромонах не дал ему молитвенного правила, что его очень смущало, и он с целью восполнить этот «пробел» отправился было к одному старцу, подвизавшемуся на берегу Селигерского озера… А тот, как только понял, что решивший его вопросить уже приближается к его келье, вдруг громко повелел своему келейнику:
Старец приказал: «Посади его в лодку, забери весла и оттолкни ее от берега!» Это было пророчество
– К нам идет иеродиакон Феофан. Посади его в лодку, забери весла и оттолкни ее от берега!
Не умеющий плавать отец Феофан не успел вздрогнуть, как келейник уже исполнил наказанное… Это было пророчество: через несколько дней возжелавшего соблюдения формальностей монашеского жительства иеродиакона Феофана арестовали и приговорили к 10 годам лагерей.
Вскоре началась война, и вот в 1942 году в лагере под Ярославлем, где был в заключении отец Феофан, разразился голод. Тут-то постриженик по-настоящему и взмолился ко Пресвятой Богородице, чтобы спасла! Внезапно его вызывает криминальный авторитет и ни с того ни с сего назначает сторожить запасы хлеба:
– Сам ешь сколько хочешь, но без указания никому ни крошки чтобы не давал!
Но на этом уже ни его молитвы ко Пресвятой, ни чудеса Ее заступничеством не закончились. В конце 1943 года его вызвал уже официальный начальник лагеря:
– Малявко, ты поп?
– Нет, – признался отец Феофан, – я диакон.
– Ты свободен.
– А мне и здесь хорошо, – уперся тот.
– В 24 часа чтобы тебя в лагере не было! – стукнул по столу НКВД-шник.
Потом отец Феофан оказался в Ташкенте, где работал в эвакуированном военном госпитале, а весной 1944 года его призвали на фронт, причем в пехоту, где редко кто выживал: максимум два боя – и ты либо мертвец, либо инвалид на всю оставшуюся жизнь. Когда отец Феофан, уже дойдя до Будапешта, вдруг услышал, что Победа за нами, первая мысль, которая его настигла, была такова: «Не могу поверить, что остался жив!»
Эта прошедшая и тюрьмы с лагерями и войну братия про себя потом говорила: «Мы не ученые, мы толченые». Хотя про духовную жизнь свидетельствовали: «Это наука из наук и искусство из искусств».
Впрочем, в минувшем веке в Псково-Печерской обители подвизались и представители ученого монашества. Здесь окончил свои дни и погребен в Богозданных пещерах – известный духовный писатель и проповедник. Он особенно сетовал об оскудении веры и святости в России.
Ярчайший представитель старчества Псково-Печерской обители уже наших дней от того-то и увещевал потом братию:
– В настоящее время нужно из пустыни выйти, чтобы поддержать веру в народе.
«Школа молитвы» отца Иоанна (Крестьянкина)
Известно, что отец Иоанн (Крестьянкин) уже от рождения был точно предызбран сонмом Псково-Печерских святых. Он родился в день памяти преподобных Марка и Ионы Псково-Печерских – 11 апреля 1910 года. Отнюдь не по соседству с нашей северной обителью – в городе Орле. В благочестивом семействе Михаила Дмитриевича Крестьянкина, почившего спустя два года после рождения сына, и Елизаветы Илларионовны (в девичестве Кашеверовой), преставившейся в 1936 году.
Крещенный буквально через два дня после появления на свет в храме пророка Божия Илии, Ваня сызмальства в этом же храме нес потом клиросное и пономарское послушания. Здесь он получил замечательное, в крепких традициях, церковное воспитание. Лично общался и сподобился благословения некоторых новомучеников.
Когда подрос, освоил учетно-финансовое дело, пару лет проработал в различных учреждениях Орла, а после перебрался в Москву, где также еще 12 лет трудился по светской специальности, пока его наконец 14 января 1945 года не рукоположили во диакона, а в конце этого же года, 25 октября, – во пресвитера.
Спустя пять лет усердного служения в ночь с 29 на 30 апреля 1950 года отца Иоанна арестовали. Про свое пятилетнее исповедническое заключение сам он вспоминал, что это была настоящая «Школа молитвы», – так, кстати, называется одна из его великолепных книг, почему-то мало прочитанная современным читателем. Нигде – ни до заточения, ни после, – как батюшка уверял, у него не было такой молитвы! Как там, когда он зарывался, как он вспоминал, «под одеяло с вошиками»…
Тюремные застенки Лубянки, Лефортова да Бутырки, архангельские да самарские лагеря стали для отца Иоанна той пустыней, из которой ему предстояло выйти на служение народу, расточая собранные там плоды молитвы, чистоты сердечной, рассуждения, терпения. Потом и его келья в Псково-Печерском монастыре для многих приходящих к нему станет «школой молитвы».
В число псково-печерской братии отец Иоанн был зачислен по указу Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского) сразу после досрочного освобождения из лагеря за пару дней до своего 45-летия – 9 апреля 1955 года. Всего год прослужил он в обители и в Троицком кафедральном соборе Пскова. А после, в силу угрозы нового ареста, по благословению своего духовника отправился в Рязанскую епархию, где 10 с лишним лет был приходским священником.
В 1967 году отец Иоанн вернулся в Псково-Печерский монастырь. И как ни был он физически уже слаб, а Господь подкрепил его силы еще на без году 40 лет старческого служения. Сам батюшка поражался: и сердечко-то у него барахлило, а как водворился сызнова в монастырь, вдруг «обновися, яко орля, юность моя» (ср.: Пс. 102: 5)! С каким колоссальным размахом он развел свою дотошную практику душепопечения!
Все в монастыре было устроено так, чтобы батюшка имел возможность принимать людей. Наблюдая за происходящим изнутри монастырского бытия, понимаешь, что Сам Господь позаботился о том, чтобы вложенный Им в Своего служителя талант полностью раскрылся.
Батюшка был и братским духовником, нес он и седмичные послушания, ездил и по приходам с митрополитом Иоанном (Разумовым). После того как владыка Иоанн ушел на покой в 1987 году, отец Иоанн тоже перестал ездить по приходам, а сосредоточился на служении и окормлении приходящих в обитель.
Обзавелся, как он говорил, «духовной аптекой» – это у него была такая маленькая сумочка, из которой он на ходу доставал что кому нужно: одному молитовку, другому вразумление или канончик покаянный даст. А так как каждый из нас сподоблялся в разное время всякого рода «пластырей» и этих молитвенных «микстур», мы уж и обратились к батюшке, чтобы он собрал «полный комплект» для духовных чад. Потом все это оформили в том «Настольная книга для монашествующих и мирян».
Также по нашей просьбе начался и сбор писем отца Иоанна. Сам он стеснялся, отнекивался: зачем, мол? А мы убежденно настаивали:
– Батюшка, это же востребовано! Нужно для людей, им большая польза!
Так и стали потихонечку и письма издавать, а после и сборники батюшкиных проповедей. Очень много потрудилась и, слава Богу, еще и после кончины батюшки работает его помощница Татьяна Сергеевна Смирнова.
Есть и обнародованные только сейчас поразительные записи, сделанные Татьяной Сергеевной в последние годы жизни отца Иоанна:
“Ночью в 4 часа остановилось время, и приступили ко мне со своими истязаниями мытники-бесы. Били они меня насмерть. Сколько времени я сопротивлялся им молитвой, не знаю. Время стояло на месте. На рассвете они отступили”.
Батюшка весь этот день пролежал разбитый, ощущая последствия ночного нападения».
Но даже то, что увидело свет еще при его жизни, уже задавало очень серьезные духовные ориентиры.
Лично я тоже задавал отцу Иоанну вопросы:
– Батюшка, что главное в духовной жизни? – расположишься с ним на знаменитом диванчике в его келье и давай, бывало, его донимать.
На вопрос: что главное в духовной жизни? – отец Иоанн отвечал: «Вера в Промысл Божий и рассуждение с советом»
И он так секундочку помолится, взглянет на иконы и дает ответ:
– Вера в и рассуждение с советом, – и после маленькой паузы, чтобы ты усвоил, поясняет: – Бог управляет миром, все наше упование на Него. Но безрассудно жить в настоящее время тоже нельзя. Однако и свои рассуждения нужно еще проверять совестью близкого человека или духовника. Когда эти три условия соблюдены, тогда мы принимаем правильное решение, через которое нам и открывается воля Божия – самая мудрая и добрая, что незаблудно Промыслом Божиим ведет каждого человека в Царствие Небесное.
Сейчас уже мы можем засвидетельствовать очень много чудес, которые совершаются при молитвенном обращении к батюшке Иоанну. Исполненные прошения касаются и духовной жизни, и житейских дел. Диву даешься! Люди, даже при его жизни не знакомые с ним, приезжая и молясь в пещерах у гроба, получают и утешение, и разрешение своих проблем.
Потому что отец Иоанн по-прежнему Богу молится.
Приобретите сами дух молитвы
Святые отцы говорят, что из купели Крещения все мы выходим святыми. И где мы эту святость подрастеряли? Каждый грех, оказывается, разоряет душу. Так опустошенный человек начинает вновь искать возможности приобщиться благодати Духа Святаго. Хочется же вновь вкусить этих райских плодов: «любви, радости, мира, долготерпения, благости» (ср.: Гал. 5: 22). Так чтобы и в вечность отойти в мире со всеми и в любви к Богу. Но как?!
Знаете, есть замечательный эпизод в житии святого . Отслужил он молебен в одном доме, и вот к нему подходят глава семейства, мама и маленькая такая девчушка. Отец Иоанн и спрашивает у малышки, называя ее по имени:
– Какую ты молитву знаешь?
– Фи, как скучно! – отвернулась она.
– Что ты, деточка, – склонился к ней святой, – я желаю тебе приобрести дух молитвы!
После революции оказавшись на чужбине, эта уже девушка, повзрослев, вспомнила слова отца Иоанна Кронштадтского. Она стала неопустительно, как только выдавалась возможность, ходить в храм, учиться молитве, и для нее открылся внутренний простор благодати Духа Святаго, когда даже в самых стесненных обстоятельствах изгнания и неустроенности на душе было светло и ясно.
Кстати, первая святоотеческая книга, которую я осознанно прочитал, уже будучи насельником монастыря, была как раз «Моя жизнь во Христе» святого праведного Иоанна Кронштадтского. Меня тогда так потрясло, что и в наши дни бывают чудеса, связанные с Таинством причащения! Люди исцеляются, воскресают! Меня так это воодушевило, что я даже ездил на Карповку, где упокоен отец Иоанн. Молился там. Верующих тогда выслеживали, поэтому приходилось уходить в сквер по соседству. Сижу, помню, там на лавочке, рядом доминошники «рубятся», а я знай себе молюсь!
Вот и ты стоишь в церкви, что тебе-то мешает повторять про себя: «Господи, помилуй!»? Сказано же: «Дом Мой домом молитвы наречется» (Мк. 11: 17). С четками ли или без четок, вопияй! Точно так же, если делаешь что-то, собери свой ум: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного (грешную)»!
Мы же все знаем слова преподобного Серафима Саровского о стяжании Духа Святаго как цели христианской жизни. Но если мы внимательно прочитаем его беседу с Николаем Мотовиловым, то остановимся на этих ключевых словах: «Заметьте, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Духа Святого». А как ты посвятишь каждое свое дело Христу, если не молитвой?!
А будет молитва, то, чем бы ты ни занимался, благодать Духа Святаго не покинет сердца твоего. Так, епископ Александр (Семенов-Тян-Шанский) пишет, что материнство – это способность одухотворять материю и выражается она не только в даре рождения детей. Допустим, хозяйка готовит трапезу. Как она к этому относится? Для одной это проклятие-обязаловка (и это же смертоносный посыл)… А для другой собрать родных за столом – это как Евхаристия, совместное благодарение Богу; и готовит она с молитвой, и перед вкушением пищи в такой семье молятся и по завершении трапезы Бога благодарят.
Нам эта жизнь и дана, чтобы научиться молиться
Если мы молимся, мы живы. Нам эта жизнь и дана, чтобы научиться молиться.
Новомученики и исповедники Церкви Русской даже в самых бесчеловечных условиях молитвою и спасались. «Наша беда в том, что мы не научили людей молиться», – печаловался об остающихся в этой безбожной вакханалии один из страдальцев, умученных насмерть.
А знаете, как раньше старцы учили молиться? Вот приводит авва своего ученика на огромное поле, поросшее бурьяном:
– Брат мой! Пожалуйста, потрудись. Вечером я приду проверить работу.
Приходит на закате, а тот спит. Сон – это, кстати, данный нам уже в этой жизни образ смерти.
– Чадо, очнись! – будит его старец. – Почему ты не вырвал ни одного корешка?!
– Авва! Когда я увидел это поле в сорняках, честно скажу, я впал в уныние: прилег и заснул. Проснулся я от палящего солнца, взглянул опять на это чудовищно обширное поле и решил еще чуточку вздремнуть…
– Друг мой! Если бы ты прополол хотя бы то место, на котором спал, ты бы уже сделал многое.
Весь этот мир – всего лишь наглядное пособие процессов, происходящих в нашей душе. Начни молиться – и с Божией помощью потихоньку-полегоньку осилишь все.
Вот приедет человек в обитель, благодать коснется сердца – и высвободит из-под власти греха хотя бы малую частичку его души, а там, смотришь, он и сам возьмется за дело: поговеет, исповедуется, причастится.
…И так от Причастия к Причастию и выйдет ко Господу в Царствия Его Небесного незаходимый Свет.
Отец Серафим был для меня самым загадочным человеком в Псково-Печерском монастыре. Происходил он из остзейских баронов. После окончания Тартуского университета в тридцатые годы пришел в монастырь на послушание к старцу Симеону.
Отец Серафим мало общался с людьми. Жил он в пещере, приспособленной под келью, очень сырой и темной. На службе он стоял весь углубленный в молитву, низко склонив голову, изредка, по-особому легко и благоговейно, совершая крестное знамение. И по монастырю отец Серафим проходил всегда такой же сосредоточенный. Нам, послушникам, преступлением казалось отвлечь его. Правда, иногда он сам коротко обращался к нам. Например, возвращаясь в келью с литургии, всегда давал просфору дежурному на монастырской площади. Или как-то один послушник – Саша Швецов – подумывал о том, чтобы оставить монастырь. Отец Серафим неожиданно подошел к нему и топнув ногой строго прикрикнул: «Нет тебе дороги из монастыря!». Сам он, прожив здесь безвыходно 60 лет, говорил: «Я даже помыслом не выходил из обители». В 1945 году его, правда, как немца выводили на расстрел наши солдаты, но потом передумали и не расстреляли.
Вообще, несмотря на свою замкнутость и суровость, он был необычайно добрым, любящим человеком. И его в монастыре все бесконечно почитали и любили. Хотя и относились со страхом, точнее с трепетом, как к человеку, живущему на земле с Богом, как к живому святому.
Помню свое наблюдение тех лет. Я некоторое время был иподьяконом у отца Наместника архимандрита Гавриила и заметил, что когда отец Серафим входил в алтарь, Наместник поспешно поднимался со своего места навстречу ему и приветствовал его с особым почтением. Больше он так не относился ни к кому. Каждое утро, зимой и летом, ровно в четыре часа, отец Серафим выходил из своей пещерной кельи, коротко осматривал монастырь – все ли в порядке – и, возвратившись в келью, растапливал печь, которую из-за пещерной сырости приходилось топить почти круглый год. Думаю, он ощущал себя особым хранителем монастыря, а может это и вправду было ему поручено. Во всяком случае, голос этого немецкого барона, великого монаха-аскета, прозорливого подвижника был всегда решающим в самых сложных решениях, которые приходилось принимать братии монастыря.
Отец Серафим редко говорил какие-то особые поучения. В прихожей его суровой пещерной кельи висели листы с высказываниями из святителя Тихона Задонского, и тот, кто приходил к нему, часто довольствовался этими цитатами или советом отца Серафима: «Побольше читайте святителя Тихона».
Все годы жизни в монастыре отец Серафим во всем довольствовался самым малым. Не только в еде, во сне, в общении с людьми, но и даже, казалось бы, в совсем обычных вещах. Например, в бане он никогда не мылся под душем, ему всегда хватало лишь одной-единственной шайки воды. Когда послушники спросили у него, почему он не использует душ, ведь в нем воды сколько угодно, он буркнул, что под душем мыться, все равно, что шоколад есть.
Как-то, году в 84-м, мне довелось побывать в Дивеево. А тогда это было не так просто как сейчас: поблизости находился закрытый военный город. Старые дивеевские монахини подарили мне частицу камня, на котором молился преподобный Серафим. Вернувшись в Печоры, я решился подойти к отцу Серафиму и подарить ему эту святыню, связанную с его духовным покровителем. Отец Серафим сначала долго стоял молча, а потом спросил:
– Что я могу за это для вас сделать?
Я даже немного опешил.
– Да ничего… – но потом выпалил самое сокровенное: – Помолитесь, чтобы я стал монахом!
Помню, как внимательно посмотрел на меня отец Серафим.
– Для этого нужно главное, – сказал он негромко, – ваше собственное произволение.
О произволении к монашеству он еще раз говорил мне через много лет, совсем при других обстоятельствах. Я тогда был уже в Москве на послушании у владыки Питирима. А отец Серафим доживал последний год своей земной жизни. Он уже, кажется, почти не вставал. Приехав в монастырь, я зашел повидать старца в его пещерную келью. И вдруг он сам завел разговор о монастыре, о нынешнем положении монашества. Это было очень необычно для него и тем более драгоценно. Из этого разговора я запомнил несколько главных мыслей.
Во-первых, отец Серафим говорил о монастыре с огромной, невыразимой любовью, как о величайшем сокровище:
– Вы даже не представляете, что такое – монастырь! Это… жемчужина, это удивительный бриллиант в нашем мире! Только потом вы это оцените и поймете.
Затем он сказал о главной проблемы сегодняшнего монашества:
– Беда нынешних монастырей в том, что люди приходят сюда со слабым произволением.
Только теперь я все больше понимаю, насколько глубоко было это замечание отца Серафима. Жертвенного самоотречения и решимости на монашеский подвиг в нас все меньше. Об этом, наблюдая за молодыми насельниками обители, и болело сердце у отца Серафима.
И наконец он сказал очень важную для меня вещь:
– Время больших монастырей прошло. Теперь будут приносить плод небольшие обители, где игумен будет в состоянии заботиться о духовной жизни братии. Запомните это. Если будете наместником – не берите много братии.
Таков был наш последний разговор в 1989 году. Я тогда был простым послушником, даже не монахом.
Прозорливость отца Серафима не вызывала у меня и моих монастырских друзей никаких сомнений. Сам отец Серафим очень спокойно и даже несколько скептически относился к разговорам о чудесах и прозорливости. Как-то он сказал:
– Вот все говорят, что отец Симеон был чудотворец, прозорливый. А я, сколько с ним жил рядом, – ничего не замечал. Просто хороший монах.
Но я не раз на своей судьбе испытал силу дарований отца Серафима.
Как-то летом 1986 года я проходил мимо кельи старца и увидел, что он собирается сменить лампу в фонаре у себя на крыльце. Я подошел к нему, принес табурет и помог вкрутить лампу. Отец Серафим поблагодарил меня и сказал:
– Одного послушника архиерей забрал в Москву на послушание. Думали, что ненадолго, а он там и остался!
– Ну и что? – спросил я.
– Ну и все! – сказал отец Серафим. Развернулся и ушел в свою келью.
В недоумении и я пошел своей дорогой. Какого послушника? Какой архиерей?..
Через три дня меня вызвал Наместник архимандрит Гавриил. Он сказал, что ему сегодня позвонил из столицы архиепископ Волоколамский Питирим, Председатель Издательского отдела Московского Патриархата. Владыка Питирим узнал, что в Печорском монастыре есть послушник с высшим кинематографическим образованием и обратился с просьбой к отцу наместнику прислать его в Москву: срочно нужны были специалисты, чтобы готовить телевизионную и кино-программу к 1000-летию Крещения Руси, празднование которого намечалось через два года. Послушником, о котором шла речь, был я. Кажется это был самый страшный день в моей жизни. Я умолял отца Гавриила не отправлять меня в Москву, но он уже принял решение:
– Я из-за тебя с Питиримом ссориться не буду! – отрезал он в ответ на все мои мольбы.
Лишь позже я узнал, что возвращение в Москву было еще и давней просьбой моей матушки, которая надеялась отговорить меня от монашества, а отец Гавриил очень жалел ее и ждал повод отправить меня к безутешной родительнице. А жесткие формулировки были в его обычном стиле.
Конечно же, я сразу вспомнил свой последний разговор с отцом Серафимом о послушнике, об архиерее, о Москве и бросился к нему в келью.
– Воля Божия! Не горюйте. Все к лучшему, вы сами это увидите и поймете, – ласково сказал мне старец.
Как же, особенно первое время, было тяжело снова жить в Москве. И тяжело именно потому, что, просыпаясь ночью, я понимал, что поразительный, несравнимый ни с чем мир монастыря – с отцами Серафимами, Иоаннами, Нафанаилами, Мелхиседеками, Александрами – далеко, за сотни километров, а я здесь, в этой Москве, где ничего подобного нет!
Архимандрит Тихон (Шевкунов)
МЫ ВСЕГДА ПОД КРЫЛОМ БОЖИИМ
Жизнь и поучения архимандрита Серафима (Розенберга), старца Псково-Печерского монастыря
Предлагаемое издание посвящается преподобному старцу, псково-печерскому архимандриту Серафиму (Розенбергу). В книгу вошли воспоминания знавших его священников и братии Псково-Печерского монастыря, чудом сохранившиеся его собственные дневники и поучения о духовной жизни, о борьбе со страстями и о стяжании христианских добродетелей; переписка с родной сестрой, а также записи наставлений духовника о. Серафима - преподобного Симеона (Желнина), Псково-Печерского чудотворца. В этом душеполезном чтении православный читатель найдет для себя большое утешение и духовную помощь.
Приводим отрывок из книги.
Слово к читателям
Cтарец архимандрит Иоанн (Крестьянкин) однажды, помню, когда речь зашла об архимандрите Серафиме, сказал: «Он спасется».
Спасения души в Свято-Успенской Псково-Печерской обители искал свою долгую 62-летнюю жизнь в монастыре приснопамятный отец Серафим.
Он предстает перед глазами монахом, идущим по монастырю с опущенными долу глазами и несущим икону из ризницы в храм для богослужения.
Зимой, ровно в 4 часа утра начинала топиться печь в его келье, почти пещере, рядом с Успенским собором.
Ранней весной отец Серафим с железной лопатой откидывал заледеневший снег от северной стены своего жилища. Летом педантично следил за проветриванием всех храмов обители. Осенью окна церквей закрывались на зимний период, а старец сметал листья с желобов кровли своего земного обиталища.
Внутренний мир отца Серафима ведом только Богу.
Он ежедневно читал жития святых на славянском языке. Любимым монашеским наставником для него был преподобный Феодор Студит.
Зайдя к нему в келью, благоухавшую ладаном, его можно было всегда застать за рукоделием.
За вечерним богослужением он читал неопустительно монастырский синодик с именами, записанными для молитвы в обители, и, стоя рядом с братским клиросом, подпевал монашескому хору.
Спасибо за труд отцу диакону Георгию Малкову и Петру Юрьевичу Малкову, которые в своей работе показали подвижническую жизнь архимандрита Серафима - для назидания современным христианам.
Наместник Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, архимандрит Тихон (Секретарев)
Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь.
Введение
Cреди православных монахов, насельников святых обителей, подвижников благочестия встречаются порой особые иноки, чей христианский путь на протяжении многих десятилетий их земного шествия по дороге к Вечности остается для окружающих тайной, загадкой, житием сокровенным.
Они не производят на окружающих внешнего броского впечатления, не блистают словами яркой и вдохновенной проповеди с храмового амвона, не собирают вокруг себя многочисленных духовных чад, жаждущих услышать их премудрый совет и наставление. Подвиг их тих и неприметен, кажется, что их биография не включает в себя ничего иного, кроме череды одинаковых дней и лет, наполненных несением монастырских послушаний, и добросовестного - без всяческих особых аскетических и духовных свершений - исполнения правил монашеской жизни.
Впрочем, иногда окружающие начинают догадываться, что в жизни таких «сокровенных» иноков не все так просто, что в их сердечно-духовном внутреннем делании происходит нечто особенное, значимое, подлинно важное.
Краткое, но точное слово, исполненный особого смирения поступок, миг, открывающий образ возвышенной молитвы за храмовым богослужением - все это вдруг зримо являет братии, что такой инок высочайшим образом предстоит Богу, ходит пред Ним, имеет великую силу молитвы в Его очах, возлюблен Им особой любовью - как усыновленный по дару Божественной благодати. Вдруг оказывается, что за скупыми словами общения с окружающими, строгим и, казалось бы, равнодушным взглядом на окружающий мир, за ничем не примечательными поступками, размеренным исполнением послушаний - сокрыт непрестанный молитвенный и духовный подвиг, ожесточенная борьба за собственное Спасение, торжество победы над искушениями, грехом, радость истинного, подлинного богообщения.
Но моменты подобного невольного самосвидетельства перед окружающими могут быть очень и очень редки. И потому в глазах братии такой инок, в тишине сердца своего предстоящий Богу, чаще всего воспринимается как не более чем «хороший» монах, чей неприметный подвиг, зачастую, оказывается скрыт в тени яркого подвижнического делания известных монастырских старцев.
Архимандрит Серафим (Розенберг) (1909–1994), насельник Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, духовному подвигу и письменному наследию которого посвящена эта книга, при жизни своей был именно таким «сокровенным» иноком. Его «делание» во Христе, внутренняя борьба за Спасение, высота молитвы пред Богом были - на протяжении многих десятилетий его жития в святой Печерской обители - глубоко и надежно спрятаны за крепкой оградой внешней строгости, пусть иногда и смягчаемой мимолетной доброй улыбкой, необщительности, требовательности к подчиненным, краткости речи, довольствования самым малым в повседневном быту, полной самоотдачи благословленному монастырским начальством послушанию. Уважаемый всеми в монастыре за многолетний иноческий подвиг, смирение, трудолюбие, любовь к посещению храмовых служб и еще за то, что некогда он был особо близок к великому старцу ХХ столетия преподобному Симеону (Желнину) (1869–1960), он, по словам архимандрита Феофана (Молявко), был… «“таинственной книгой”, которую не прочитать никому» .
Именно такой «таинственной книгой» и было для печерской братии иноческое житие ризничего архимандрита Серафима, подвизавшегося в Печерской обители без малого 62 года.
Вот каким остался в памяти наместника Псково-Печерского монастыря архимандрита Тихона (Секретарева) отец Серафим в последние годы его жизни: «…Батюшка Серафим смиренно продолжает, уже прихрамывая, носить в храмы по ступеням лестниц иконы и облачения к богослужению. Осенью сметает с крыши своей кельи пожелтевшие листья, исполняя тем самым давнишнее послушание старцу Симеону; зимой пилит помельче дровишки для печи; по весне разбрасывает снег от кельи, чтоб быстрее таял. На вопросы отвечает с приветливой улыбкой. Иногда переводит с иностранных языков письма, приходящие на монастырь. Кроме этого, неопустительно, ежедневно посещает утреннее и вечернее богослужение.
Так проходят годы до последней болезни, и пять лет отец Серафим терпеливо переносит страдания, ежедневно причащается Святых Христовых Таин, читает духовные книги и молится, непрерывно молится. Выходит иногда на непродолжительную прогулку и за любую услугу себе он от души с поклоном говорит: “Благодарю!”» .
Ни одного лишнего слова, обращенного к окружающим, никаких долгих бесед с братией, одинокая замкнутая жизнь, упорное отмалчивание в ответ на вопросы об историческом прошлом монастыря в ХХ столетии, свидетелем которого архимандрит Серафим стал за свое долгое земное житие - поистине «таинственная книга», всегда закрытая и спрятанная от посторонних глаз…
Оставалась бы она таковой и поныне, если бы, Промыслом Божиим, неожиданно не обнаружились дневники отца Серафима, некоторые его письма и другие собственноручные записи старца.
Конечно же, записки эти лишь отчасти приоткрывают нам ту сердечную устремленность ко Спасению, ту ожесточенную борьбу с искушениями, с грехом, то духовное горение любовью к Богу и ближнему, то молитвенное восхождение по лествице духовного совершенства, что были присущи старцу Серафиму. Многое в нем и поныне остается загадкой… Не много мы узнаем из записей архимандрита Серафима и об истории его жизни.
В этих дневниках отец Серафим по большей части молчит о себе «внешнем», но постоянно свидетельствует о самой важной стороне собственной личности - о человеке «внутреннем», созидающем себя во Христе, возводящем сокровенный храм для обитания Духа Святого.
Дневники эти описывают не «житейскую» биографию старца, но говорят нам о его тернистом духовном пути - от только что поступившего в Псково-Печерский монастырь обуреваемого помыслами молодого человека до мудрого старца - свидетеля истины Православия, хранителя и проповедника сокровищ Церковного Предания.
Еще одним даром Божественного Промысла, безусловно, является постоянно присутствующий на страницах найденных дневников архимандрита Серафима живой голос его наставника, духовного руководителя, - преподобного старца Симеона.
Объем записей поучений старца Симеона молодому Серафиму (Розенбергу) (большая часть из них относится к 30-м годам ХХ века) - достаточно велик. Тем радостней, что перед нами ныне открывается возможность более полно приобщиться к духовному наследию этого замечательного новопрославленного печерского подвижника.
Преподобный Симеон говорит с молодым тогда монахом Серафимом о путях борьбы с искушениями и грехом, о стяжании смирения, о любви к Богу и ближнему, о молитве, о терпеливом перенесении скорбей и болезней. В этих записях перед нами открывается сокровищница глубокой мудрости, живой веры во Христа, острого и яркого слова великого старца.
С неожиданной стороны образ внутреннего жития и всей неординарности личности старца Серафима показывает нам и его переписка с сестрой - Тамарой Ивановной Розенберг.
Тамара Ивановна, вместе с родителями, оказалась в результате событий Второй мировой войны в эмиграции, в Швейцарии. Не имея возможности навестить брата на Родине, она в течение более чем тридцати лет обменивалась с ним письмами. Письма Тамары Ивановны Розенберг к отцу Серафиму также были обнаружены авторами книги.
Нужно подчеркнуть, что письма Тамары Ивановны дают нам очень важные дополнительные сведения о личности архимандрита Серафима, его характере, отношении к родственникам, о понимании им смысла монашеского подвига и христианского жития. Письма эти также рисуют нам очень живой и яркий образ личности самой Тамары Ивановны Розенберг - искренне верующей православной женщины, не теряющей глубинной духовной связи со своей Родиной даже и вдали от нее.
В руки авторов книги попали и некоторые из писем отца Серафима к сестре: частью в оригинале, частью же - фрагментарно, переписанные рукой Тамары Ивановны в две особые тетради (тетради эти содержат и другие материалы, посвященные личности архимандрита Серафима) .
Письма старца к сестре отражают многие значимые обстоятельства его жизни, явственно свидетельствуют о том особом благоговейном чувстве, которое испытывал он к преподобному Симеону, содержат интересные (хотя и краткие) характеристики прежних монастырских наместников, а также зримо являют нам ту глубокую сердечную привязанность, что имел отец Серафим к Тамаре Ивановне. Кроме того, мы находим в этих письмах и очень яркие, духовно глубокие поучения старца, обращенные к сестре.
На страницах книги также публикуются и воспоминания лично знавших старца Серафима: тех, кто получил хотя бы некий доступ к тайникам его души; тех, кто сподобился быть свидетелем его кроткого и смиренного служения Богу, напряженного иноческого делания и труда во славу святой Псково-Печерской обители; наконец и тех, кто присутствовал при последних мгновениях жизни старца перед его уходом за порог смерти - в Вечность…
Псково-Печерская обитель всегда была славна своими замечательными старцами. Тысячи паломников со всех уголков России стремились сюда за житейским советом, утешением, ободрением, наставлением в борьбе с грехом и на путях Спасения. Старец Серафим во время своей земной жизни был почти что не приметен для окружающих - на этом дивном печерском небосклоне здешних смиренных старцев. Тем неожиданней и ярче начинает светить ровным и премудрым светом та сокровищница духовного Боговедения, та внутренняя духовная «ризница» личного подвига, иноческого труда и глубоких духоносных размышлений отца Серафима, что приоткрываются нам в его житии и его дневниках. Кроме того, следует постоянно помнить, что все Богомыслие архимандрита Серафима постоянно сияет как бы «отраженным светом» мудрых наставлений его учителя, духовника и старшего содруга - преподобного Симеона.
К этой сокровищнице мы и приглашаем ныне обратиться православных читателей. Пусть та глубокая иноческая рассудительность, тот серьезный подвижнический опыт, те емкие и ясные ответы на самые наболевшие вопросы христианской души, что предстают перед нами в наставлениях преподобного старца Симеона и его ученика - старца Серафима, - послужат Вам, дорогие читатели, во благо, в помощь в борьбе с грехом, в стяжание духовного совершенства и во Спасение в Господе нашем Иисусе Христе.
5 апреля 2016 года исполнилось 110 лет со дня смерти настоятеля Псково-Печерского монастыря архимандрита Мефодия, в миру Матвея Петровича Холмского, уроженца погоста Даньково (ныне Андреапольский район), тридцать лет прослужившего священником в Благовещенской церкви и два года бывшего настоятелем Корсунско-Богородицкого собора г. Торопца.
Многочисленный род Холмских и их потомков был хорошо известен в Псковской губернии. Старейшему псковскому краеведу, почетному гражданину Пскова Н. Ф. Левину по архивным материалам удалось отыскать послужной список Матвея Петровича Холмского и воспроизвести основные вехи его биографии в докладе «Настоятель Псково-Печерского монастыря архимандрит Мефодий (Холмский), вошедшем в сборник „Кирилло-Мефодиевские традиции в Пскове“.
Дедом Матвея был дьякон Василий Холмский. Его сын Петр учился в Псковской духовной семинарии, но после окончания первого двухгодичного класса по каким-то причинам выбыл из семинарии. 26 ноября 1814 он получил место дьячка в Казанской церкви погоста Аполец Холмского уезда. После десяти лет службы в Аполецкой церкви дьячок Петр был посвящен в дьяконы и переведен в Троицкую церковь погоста Даньково, в семи верстах от Апольца.
27 мая 1826 г. дьякон Петр Холмский был возведен в сан священника. В Данькове, в большой семье Петра Васильевича и Евдокии Сергеевны 6 августа 1831 г. родился шестой ребенок, которому дали имя Матфий (Матвей). Всего в семье священника было восемь детей: шесть сыновей — Лев, Федор, Гавриил, Матфий, Павел, Иван и две дочери — Анна и Татьяна. Служба о. Петра Холмского в Данькове продолжалась 20 лет, до перевода его в 1844 г. в Троицкую церковь погоста Волок Холмского уезда (ныне Торопецкого района).
Первоначальное образование и подготовку к служению православной церкви сыновья священника о. Петра Холмского получили в Торопецком духовном училище. Матвей поступил в духовное училище в десятилетнем возрасте. По окончании училища в 1847 г. он был принят в Псковскую духовную семинарию. По характеристике инспектора семинарии, Матвей Холмский „отличался большой религиозностью, любил церковные службы, с особенным удовольствием занимался богословскими предметами и показал страстное желание послужить церкви“. В 1853 г. с аттестатом 1-го разряда он закончил семинарию и вскоре женился на дочери великолукского священника о. Иоанна Шалфеева Елизавете.
1 июля 1854 г. Матфий Холмский, как один из лучших выпускников семинарии, был рукоположен в иерейский сан и назначен священником Благовещенской церкви г. Торопца.
В Торопце у Матвея Петровича и Елизаветы Ивановны родилось три сына — Петр, Нил и Яков. Все складывалось хорошо: богослужение и духовно-просветительская деятельность священника получили высокую оценку владык епархии. Из послужного списка известно, что в 1856 г. ему была объявлена „благодарность и Архиепископское благословление за проповеди с особым усердием слова Божия“, а в 1861 г. „Архипастырская признательность и Божие благословление“ за проведение по воскресным дням катехизических поучений и безвозмездное преподавание Закона Божьего в приюте св. Ольги.
Но на девятом году семейной жизни наступила черная полоса. Двадцати девяти лет от роду, в 1862 г., скоропостижно скончалась Елизавета Ивановна. Матвей Петрович в тридцать один год остался вдовцом с тремя малолетними сыновьями. Помощь по уходу за ними и ведению домашнего хозяйства приняли на себя сестра Анна и мать Евдокия Сергеевна. Но не зря говорится, что беда не приходит одна. Горькая утрата жены сменяется еще большим горем — умирают два младших сына. „Священник налагает на себя правило ежедневно служить литургию“, и выполняет правило неукоснительно. Молитва и „делание добрых дел“ становятся единственным смыслом его жизни. А свалившиеся на него скорби он воспринимает как испытание Божие, без которого нет спасения души и самого человека.
О. Матфий принимает активное участие в общественной и благотворительной деятельности: выполняет обязанности благочинного; открывает в приходе церковно-приходскую школу; избирается гласным городской думы, членом уездного Училищного Совета, первым председателем благотворительного общества, членом правления Торопецкого духовного училища.
В год своего 25-летнего юбилея службы в Благовещенской церкви в 1879 г. о. Матфий был награжден орденом Святой Анны 3-ей степени. Но в 1881 г. последовало еще одно испытание, еще один удар судьбы. Матвей Петрович потерял последнего сына Петра — студента 4 курса Военно-медицинской академии, а через три года ушла из жизни и мать Евдокия Сергеевна. Пастырь задумался о монашестве. Но его духовный руководитель старец Амвросий сказал: „Еще не пришло время“.
Иерей Матфий Холмский тридцать лет верой и правдой прослужил в Благовещенском храме. В знак признательности его пастырских заслуг 27 мая 1884 г. он был возведен в сан протоиерея и в августе этого же года переведен на должность настоятеля Корсунско-Богородицкого собора.
В своих проповедях протоиерей о. Матфий не уставал разъяснять наставления древних старцев: „Купи себе покой трудом… Имей рассуждение духовное, возноси ум твой к Богу, но низводи и долу, размышляя, что рано или поздно все в землю возвратимся. Внимай чтению книг божественных, сокрушайся о грехах, говори одну правду, уста чаще открывай для молитвы, руки отверзай на подаяние нуждающимся, сердце удерживай от гнева, в теле сохраняй чистоту, в пище воздержание, колена преклоняй на поклонение Богу. Если сохранишь сие, то и будешь чадом света и сыном Царствия Небесного, спасешь душу свою“.
Грех, злые дела и помыслы разрушают душу и ведут к гибели человека. Но о. Матфий считал, что для спасения души и человеческого достоинства недостаточно ограничить себя одним только уклонением от злых помыслов. Необходимо еще делать добро.
Служба в Корсунском соборе продолжалась недолго. На 55-ом году жизни 27 октября 1886 г. протоиерей Матфий был подстрижен в монашество с именем Мефодий. Так закончился 32-летний период пасторской службы в Торопце, за время которой протоиерей Матфий Холмский снискал почитание и глубокое уважение своих прихожан и всех торопчан.
Последние девятнадцать лет жизни о. Мефодия были периодом его монастырского послушания. Сразу после принятия монашества псковский епископ Гермоген назначил его настоятелем Никандровой пустыни и уже 27 мая 1887 г. о. Мефодий был возведен в сан архимандрита. В церковном календаре Псковской епархии на 2014 г. отмечено, что в Никандровой пустыни архимандрит Мефодий продолжил служение на благо ближних. С первых дней своего пребывания в пустыни „он принимает подвиг старчества и становится духовным отцом тысяч стекавшегося к нему люда“.
Его попечением на монастырском кладбище была построена церковь. В 1892 г. „за отлично-усердную службу“ император пожаловал ему орден святой Анны 2-ой степени. В этом же году архимандрит совершил двухмесячное паломничество в святые места Палестины.
После семилетнего настоятельства в Никандровой Благовещенской пустыни архимандрит Мефодий определением Синода от 4 (17) февраля 1894 г. за № 316 был перемещен на такую же должность в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. Надо отметить, что сюда переводились игумены других обителей в знак особого признания их заслуг.
25 марта 1894 г. архимандрит Мефодий принял управление Псково-Печерским монастырем. Настоятель обители пользовался огромным авторитетом и почитанием насельников, молящихся и паломников. К нему стремились верующие за благословлением из уважения за строгую монашескую жизнь. Его почитали как доброго, внимательного, простого и доступного человека. В год перевода исполнилось 40 лет с начала его священнослужения. В связи с этим состоялось чествование, на котором ему преподнесли архимандритский посох и поздравительный адрес.
Кроме выполнения своих прямых обязанностей о. Мефодий, как и прежде, принимает активное участие в общественной и благотворительной деятельности. 3 июня 1894 г. архимандрит принял звание почетного блюстителя Псковского Духовного училища. На устройство домовой церкви училища он израсходовал около двух тысяч рублей личных средств. А в 1900 г. пожертвовал престол и иконостас.
В 1895 г. настоятель избирается членом правления Псковского отдела Императорского православного Палестинского общества, одной из задач которого было поддержание православия и ознакомления верующих с настоящим и прошлым святой земли.
Указом от 14 мая 1896 г. архимандрит Мефодий был награжден орденом Святого Владимира 4-ой степени, а указом от 28 августа 1900 г. орденом Святого Владимира 3-ей степени.
В 1903 г. Россия отмечала 200-летие победы над шведами у стен Печерского монастыря в годы Северной войны. В августе обитель посетил император Николай II с семьей.
В 1904 г., в год 50-летия священнослужения, архимандрит Мефодий был награжден орденом Святой Анны 1-ой степени. 1 июля в день юбилея в монастырь прибыли архиепископ Псковский и Порховский Арсений (Стадницкий), губернатор граф А. В. Адлерберг, настоятели всех монастырей епархии, депутации от Пскова, Порхова, Торопца, Холма и других городов. Это торжество широко освещалось на страницах «Псковских епархиальных вестей » и «Псковского городского листка ».
В «Воспоминаниях о почившем настоятеле Псково-Печерского монастыря архимандрите Мефодии» за 1906 г. Е. А. Воронова пишет: «…о. Мефодий 23 февраля 1906 г. приехал в Санкт-Петербург для консультации с врачами по состоянию его здоровья… На 2-й день старец был в Воронцовском подворье по делам благочиния. На 3-й день посетил Свято-Владимирскую учительскую школу, молился в Казанском соборе. На следующее утро служил литургию на Воронцовском подворье. В другие дни посетил Духовную академию… Будучи на подворье, старец почувствовал себя плохо…». О. Мефодий слег с крупозным воспалением легких. Больного два раза навещал Иоанн Кронштадский. За ним наблюдали лучшие доктора Петербурга, но болезнь оказалась сильнее. И 5 апреля 1906 г. старец Мефодий на 75-м году жизни скончался на подворье Воронцовского монастыря. Гроб с телом покойного по железной дороге был доставлен в Печоры.
Во все дни своей жизни архимандрит Мефодий верно и усердно служил Господу и народу, оставив нам пример доброй и богоугодной жизни. Его священнослужения и благотворительная деятельность всегда получали высокую оценку и признание.
В прощальном слове в Михайло-Архангельском соборе Печерского монастыря владыка архиепископ Арсений сказал: «…В лице о. архимандрита Мефодия мы лишились дорогого старца, опытного и мудрого советника, примерного пастыря и инок… Скорбит по тебе святая обитель, осиротевшая ныне и провожающая со слезами прах твой…; скорбят пастыри всей области Псковской, видевшие в тебе пример истинного доброго пастыря и воплощение иноческих добродетелей; Скорбят все многочисленные твои духовные дети».
8 апреля 1906 г. архимандрита похоронили в «богом зданных пещерах» Псковского монастыря рядом с его сестрой, монахиней Анной, и по сей день каждую субботу над его могилой служатся панихиды. В. В. КОТОВ.
СТАРЕЦ Псково-Печерского монастыря Архимандрит Адриан (Кирсанов) - 95 лет; Со старцем Адрианом я познакомилась 26 лет назад. Семье нашей нужен был духовник, дети подрастали - пора было нас наставлять в вере. Все церкви в округе закрыты, поехали в Троице-Сергиеву Лавру. Раннее холодное осеннее утро, не хочется вылезать из теплой электрички. Немного робею - никогда не видела живых монахов, общалась лишь с белым священством, но очень было интересно посмотреть на настоящий, действующий монастырь. В монастыре посоветовали найти игумена Адриана. Идем во Всесвятский, в подклеть Успенского. Там исповедь. Исповедающихся и исповедающих много, но я сказала матери: "Мам, пойдем к тому батюшке". - А почему? - У него больше всех народу, значит он самый хороший. - Это кто исповедует? - спрашивает мама у какой-то женщины. - Игумен Адриан. - Пойдем, ты угадала. Стоящие в очереди на исповедь зашептались: "Пустите девочку, ишь в какую рань встала". Пустили. Подхожу. - Танечка, я тебя давно жду. - Странно - откуда он знает меня? Сколько любви в его словах и сколько радости от встречи! Что-то спросил о школе, о молитве. - У тебя Евангелия нет?- Нет. - Приходи. Принесу. Рядом шептали, что это великий старец, прозорливец, изгоняющий бесов. Я совсем не поняла этого, просто в нем было столько любви, что захотелось с ним встретиться, даже если бы он и не обещал Евангелия. Невысок, рост ниже среднего, не красив, а скорее напоминает обычного селянина, черты лица крупные, как и кисти рук. Легкая, но твердая походка. Только глаза... В них какая-то особая проницательность и удивительно наполненная глубина. Они оживляют лицо, делая его одухотворенным. Темно-карие глаза человека другого мира, где все измерения иные. Евангелие батюшка действительно принес. Стала я приходить часто-часто, рано-рано, шла на исповедь, потом ехала в школу. Родом батюшка из деревни Турейка Орловского района Орловской области, из простой крестьянской семьи. Его отец, Андрей Кирсанов, был хорошим столяром, даже мебель делал, а мать, Феодосия, занималась домашним хозяйством. В 1932 году родилась еще девочка, а в 1935 году - мальчик. Тогда же кормилец семьи умер, и единоличница Агафья Кирсанова должна была одна воспитывать и содержать детей. Все храмы в округе были закрыты еще до их рождения. Время было тяжелое не только из-за кощунства и разгула преступности, но и из-за ужасного голода. Алеша был слабого здоровья, однажды он заболел и пошел в г. Орел к врачу. В Орле оставалась еще незакрытая церковь. Алексей зашел в полупустой храм, где только что началась литургия, и душа его подсказала, что здесь, в Церкви, его место, Бог ждет его. Бог укрепил Алексея еще и замечательным откровением. Вдруг с иконы, перед которой остановился юноша, сошла Дева Мария, а на поле иконы начались кровавые битвы и полетели самолеты со свастикой. Понял юноша, что помимо войны духовной будет еще вскоре война межгосударственная. Когда она началась, Алексея эвакуировали в г. Таганрог на завод делать самолеты; однако город заняли немцы, а худенького паренька отправили домой в деревню. И он пошел, и дошел, отмерив пешком 2 тысячи километров. В Орловской области тоже свирепствовали фашисты. Однажды в избу вошел немец, искавший работников для отправки в Германию. Мать посадила Алешу в печку, заставила чугунком, его и не нашли. В другой раз его все-таки забрали, посадили вместе с другими в сарай. Но юноше передали немецкий паспорт, и его отпустили, а остальных всех сожгли заживо. Потом пришли наши войска, Алексея отправили учиться на артиллериста, но после трех месяцев учебы медкомиссия обнаружила у него порок сердца. Его определили работать на ЗиЛ. Это было в 1943 году, и 10 лет Алексей Андреевич Кирсанов отработал на заводе. Молиться ходил в Богоявленский собор, часто ездил к преп. Сергию. В 1953 году Алексей Андреевич, сказав товарищам своим, что едет жениться и жить будет у жены, уволился с завода. Чтобы убедительнее была легенда, оставил "пока" в кассе зарплату. Товарищи обрадовались такому шагу своего друга, так как не понимали его аскетизма. А Алексей Андреевич приехал в Троице-Сергиеву Лавру и попросился в число братии. Настоятелем тогда был архимандрит Иоанн (Разумов). Он сурово испытывал приходящих: "Не нужен нам такой, иди отсюда!" Вступился какой-то монах: "Праздник на днях, нам нужен человек мыть посуду". - "Хорошо, пусть моет". Очень обрадовался Алексей Андреевич, старался. Наступила Троица. Приходит однажды настоятель в моечную: "Ну что, нравится тебе мыть тарелки?". - "Спасибо. Очень нравится". Перевели в трапезники. Однажды раздает послушник Алексей обед, а кошка крутится под ногами, и наступил он ей нечаянно на лапу. Закричала кошка диким голосом на всю трапезную, а наместник и говорит: "Уходи, не надо нам такого злого монаха! Ты кошек бьешь, а что же от тебя людям достанется!". - Ну, я давай плакать... Оставили, - рассказывает старец. Потом перевели за свечной ящик, уже при настоятеле Пимене (Извекове) - будущем Патриархе. Сам настоятель постриг Алексея в монахи с именем Адриан. Духовником о. Адриана стал архимандрит Тихон. Человек духовный и образованный, тонко понимающий душу. Однажды отцу Адриану снится сон: подходит к нему секретарь наместника о. Пимен (Хмелевский) и говорит: "Тебя иеродиаконом сделают скоро". Проснулся монах Адриан и пошел к духовнику. Навстречу благочинный. Он ему сон-то и рассказал. "Да, - говорит тот, - только что отец Пимен поехал по этому вопросу к Патриарху за благословением". - "Я не имею нужды в чинах и сане, хочу лишь научиться каяться да мыть тарелки, мне большего не надо". - "А ты спроси, как духовник". Духовник благословил за послушание принимать сан. Через несколько месяцев опять такой же сон, но в иеромонахи пророчит. Те же последствия и ответы. После принятия священства о. Адриана назначили исповедовать в Успенском храме, а старцы отец Кирилл и отец Наум соборовали. Народу приезжало видимо-невидимо. Очень много больных, а среди них много бесноватых - страшных, непредсказуемых людей, часто никому не нужных, иногда воинствующих, способных ударить. Зрелище они представляли ужасное. Тогда пришел о. Адриан к духовнику и говорит: "Хочу помочь этим людям; как это можно сделать"? - Есть такой чин - изгнание бесов, но на это надо благословение наместника. Наместник послал к Патриарху Алексию I (Симанскому). Отец Адриан составил прошение, в котором изложил свое желание помочь несчастным людям, просил на это благословения Первоиерарха. Мудрый Патриарх понял любовь молодого, но духовного пастыря и разрешил. И тогда началась Голгофа. Огромные толпы кричащих, бьющихся, полубезумных людей собирались каждый день к отцу Адриану. Люди эти не имели никакого понятия о духовной жизни; молитве, посте, исповеди. Надо было научить их этому. С 5 утра исповедовал батюшка, а потом до позднего вечера читал молитвы об изгнании злых духов. Вот тогда и поняли люди безмерную любовь молодого старца и высоту его духа. Он "подбирал" никому не нужных людей с жуткими пороками, безнадежно больных, нищих, и через какое-то время они преображались. Стоило батюшке появиться на улице, везде его поджидали больные, и он часами утешал, наставлял, говоря смиренно, кротко, любовно - подчас десятки раз одно и то же этим людям, пока они не поймут, не исправятся, не начнут правильной работы над собой. Была и зависть, конечно, и ложные доносы настоятелю. Вызывает как-то отец настоятель батюшку Адриана и говорит: "На Вас, отец Адриан, жалобы поступают, что Вы у психически больных людей каких-то бесов выгоняете". - "Как же так, отец наместник? Они после "отчиток" уже в детсадиках работают", - ответил старец. Какими словами можно передать эту жертву? Я не могу, у меня их не хватает. Наградил Бог отца Адриана дарами прозорливости и исцеления, наградил и дарами молитвы и любви, которая происходит из великого смирения.Толпы больных нарушали благообразие Лавры, куда со всего мира стекались туристы, и в мае 1975 года старца перевели в Псково-Печерский монастырь. Тяжело переживал расставание с любимой Лаврой старец, - открылась язва желудка, но лишь немного подлечился, как снова взялся за помощь больным, и до 1990 года опять - ежедневные исповеди и "отчитки" бесноватых. Только вконец испорченное здоровье заставило отказаться от этого. Но сейчас старец, понимая, что в это тяжелое время многим трудно прожить без его советов, продолжает принимать людей, просящих наставления, помощи в разрешении трудных вопросов.
А рхимандрит Мефодий - (в миру протоиерей Матфей Петрович Холмский) сын священника погоста Данькова Холмского уезда Псковской губернии - принял управление монастырём 25 марта 1894 года».
В монастырской летописи от 18 февраля 1894 года читаем: «Указом Святейшего Правительствующего Синода № 788 настоятелем переведен из Никандровой пустыни Псковской епархии Архимандрит Мефодий.
При нем начата была постройка нового двухэтажного кирпичного здания братской трапезы с келиями для братии в нижнем этаже и с просторной в «два света» трапезной залой во втором этаже; вызолочены купола Успенского собора Печорским священником Алексием Суетовым; устроен на кирпичных столпах новый крытый ход от Настоятельского дома к Михайловскому собору и отремонтирован Настоятельский дом; поправлена внутренняя штукатурка Михайловского собора, Никольского храма и других; выстроена на монастырском конном дворе новая конюшня; надстроен второй деревянный этаж над первым каменным этажом столярной мастерской.
Отец Мефодий весьма почитался народом. Часто после весьма продолжительных монастырских богослужений ему подолгу приходилось еще благословлять богомольцев, стремившихся к нему из уважения за его строгую монашескую жизнь.
Он был любим и уважаем не только в Печорах, но и во Пскове. Его почитали как благодатного служителя Царицы Небесной и как доброго душевного человека, внимательного и ласкового.
Архимандрит Мефодий пользовался уважением и у петербургского духовенства. Бывал на аудиенциях у Императора Николая II, который подарил Псково-Печерскому монастырю драгоценные облачения и церковную утварь.
При нем все богослужения в монастыре отличались особенной уставностью и молитвенным благоговением. В его же время жил в обители строгой монашеской жизни иеромонах Феодосий, служивший ежедневно в продолжение многих лет в Успенском соборе раннюю Литургию и почитавшийся народом как опытный старец-подвижник и духовник.
В 1906 году обитель понесла большую утрату. Архимандрит Мефодий заболел крупозным воспалением легких. Находился на лечении в Петербургской Военно-Медицинской Академии, где и скончался. Было ему 75 лет. О своей кончине он предсказал заранее своему келейнику - будущему старцу иеросхимонаху Симеону (Желнину). Отец Симеон вспоминал: «Однажды Наместник при разговоре со мной - это было в конце его земной жизни - сказал мне: «Я скоро умру, в день Пасхи, но не дома...» На Страстной неделе (в 1906 году) отец Мефодий был вызван в Питер в Святейший Синод. Там он заболел и умер в первый день Пасхи».
Тело отца Мефодия было привезено в Печоры по железной дороге. На похороны съехалось много народу. Его многочисленные почитатели и духовные дети - все хотели отдать последний долг. О большом количестве провожавших свидетельствует сама погребальная процессия: когда гроб приближался к Святым Воротам монастыря, конец людского потока был еще на железнодорожной станции.